А.Шкроб: "Будут ли гнилушки..."

Так я когда-то озаглавил статью о забытом, но исторически интересном эксперименте известного русского физика В.В. Петрова. В редакции вежливо, но непреклонно указали на неуместность этого названия. Памятуя печальный опыт "ХиЖ", они опасались, что цензура в заголовке усмотрит намек на трудности, испытываемые советской наукой. Спустя десятилетие крамольная метафора стала не только легальной, но и злободневной. И наука, и ее фундамент - высшее образование, и ее продукт - промышленность оказались втянутыми в долговременный кризис.
Выпускник 1957 года, я вновь вошел в Менделеевку, на этот раз в качестве приглашенного лектора. Многое меня поразило, но я понимал опасность скороспелых выводов. Печален, например, контраст между мрамором, заляпавшим конструктивистский вестибюль, и убогостью оборудования лабораторий. Но мне сказали, что на новой территории все лучше. Я был озадачен отсутствием привычной вони на родной кафедре полупродуктов. Но мне сказали, что единственной причиной тому хорошая тяга. Я удивился скромным познаниям студентов, но узнал, что лучшие из них собраны в неких колледжах, своего рода Ноевых ковчегах.
Побывав в МАЗе, я увидел роскошную университетскую эмблему и из выступления ректора узнал, что университетского уровня собираются достичь к 2000-ному году, то есть аккурат к завершению известной программы жилищного строительства. На экране показывали сложнющие схемы предстоящих реорганизаций, а о глубине перестройки можно было судить по метаморфозу кафедры, олицетворяющей ныне "гуманитарные знания". Ее представитель открыто и смело призвал прививать студентам научную порядочность и рассказал о последней культуртрегерской идее - чтении курса "История царской семьи".
Однако хватит злословить об alma mater! Ясно, что ее беды и заботы отражают сегодняшнее состояние и ближайшую перспективу страны. Сейчас самое насущное - выжить и сохранить институт как функционирующую единицу. Это обшая цель и его руководителей, и всех преподавателей, и на пути к ней они готовы к любым испытаниям, вплоть до преобразования кузницы инженеров в рассадник менеджеров.
Нет, я не против менеджеров! Ведь должен же кто-то успеть съесть привозные ананасы и прожевать местных рябчиков. Речь о другом... У Менделеевки, как и у других ведущих вузов страны, есть некая особая миссия - поддержание научной и культурной традиции. С этой сверхзадачей она так или иначе раньше справлялась. Oб этом, например, можно судить по известным мне судьбам однокурсников. И дело не только в их карьерных достижениях, но и в том, что многие из них сумели добиться блестящих результатов совсем не в тех областях науки и техники, к встрече с которыми они готовились в МХТИ. Это означает, что наш институт выпускал достаточно широко и глубоко образованных специалистов.
В переживаемые нами смутные времена забота о сохранении огня, о непрерывности Знания становится личной целью, личным гражданским и профессиональным долгом всех работников высшей школы. Боюсь, что стремление к этой цели опасно ставить в зависимость от таких внешних обстоятельств, как модные смены всяческих вывесок и создание питомников элиты в экспортном исполнении. Разброд и развал, ослабление иерархических связей облегчают, или даже открывают сейчас возможность любой инициативы, в том числе и полезной. Одну из них я и предлагаю рассмотреть...
Не столь давно, когда биологическая наука и образование в нашей стране оказались в глубоком кризисе, преодолеть его в значительной мере удалось благодаря инициативе кучки ученых, нашедших путь друг к другу и к молодежи. Легендарные семинары Тимофеева-Ресовского, Дубненская школа молекулярной биологии были чистой воды партизанщиной, но они немало способствовали воспитанию нового поколения биологов. Особенно важно, что участники этих собраний приобретали знания непосредственно от активно работающих ученых, обогащались культурным и нравственным опытом ярких и талантливых личностей, получая вместе с ним иммунитет против всяческого мракобесия.
Ничто не мешает использовать сегодня эти знания и этот опыт. Ведь не все же способные ученые реализуют свои способности в коммерции или за границей, кто-то еще работает в пустеющих лабораториях, мучаясь сознанием своей все возрастающей ненужности. Лишь немногим научным работникам удается передать свои знания непосредственно студентам, и одна из причин здесь в том, что традиционной, если не единственной формой обучения являются систематические курсы лекций. Между тем, к их чтению большинство ученых органически не пригодны, поскольку, в отличие от профессиональных преподавателей, избегают учить тому, чем сами не заняты.
Ясно, что простейшее и наиболее доступное решение - система семинаров или кратких и предпочтительно факультативных курсов. Их организация, если здесь вообще уместен этот опасный термин, доступна практическому каждому - от студента до заведующего кафедрой. Трудностей много, но они преодолимы. Самая очевидная - невозможность полноценной оплаты - далеко не самая большая, ибо желание поделиться своими знаниями внутренне присуще ученым. В конце концов, пусть бескорыстие при необходимости станет одним из критериев отбора.
Хуже с другими критериями, снижение которых откроет дорогу весьма активным сегодня шарлатанам. Но и здесь есть приемлемый выход. Во-первых, выбор курсов и лекторов могут взять на себя выпускающие кафедры, как правило, ближе стоящие к живой науке и теснее связанные с ее представителями. Во-вторых...
Кто умеет, тот работает; кто не умеет, тот учит, а остальные учат, как надо учить. Эта безымянная сентенция отражает чей-то многолетний опыт контактов с учебными программами. Программы эти, как правило, создаются теми же преподавателями, которые ими пользуются, и отражают исключительно тезаурус авторов. Вряд ли, однако, у физиков есть претензии к теорминимуму Ландау. Все они знают, что овладевший этой программой - полноценный специалист, хотя заведомо нет вуза, способного в полной мере преподать ее студентам. Такого типа программы-эталоны могут быть созданы для разных наук крупными по гамбургскому счету учеными и стать доступными и преподавателям, и студентам.
Разумеется, любая вузовская программа окажется куда скромнее, но тогда всем участникам учебного процесса будут видны "дыры", которые при желании могут быть заполнены приглашенными лекторами. Ошибки в их выборе легко поправляются очень хорошим контролером - студенческими ногами. Нужно ли говорить, что удачность выбора тем и лекторов, равно как и отказ от этой системы позволят студентам составить здравое представление об уровне своего учебного заведения.
В те годы, когда я был студентом, факультативных курсов практически не было. Лишь однажды мы с приятелем увидели объявление о лекциях по рентгеноструктурному анализу. Их расписание, как на зло, совпадало с курсом Н.Н. Ворожцова, и мы, набравшись то ли храбрости, то ли нахальства, отправились к любимому и почитаемому профессору за разрешением пропускать его собственные лекции. Посмеявшись, он сказал, что удрал бы с нами, да не может.
А сейчас я сам прочел факультативный курс на кафедре процессов и аппаратов, рассказывая будущим специалистам по мембранным технологиям о том, какие инженерные решения находит Природа для решения сходных проблем в живых клетках. И мне, и моим слушателям были очевидны тянущиеся с первых курсов провалы в их знаниях, равно как и то, что далеко не всегда виновато в этих провалах студенческое легкомыслие. Эти толковые и любознательные ребята были вполне девственны в своих представлениях о современном состоянии науки, о том, в чем суть научного подхода и научного мировоззрения.

Размышляя обо всем этом, я делился впечатлениями со своими друзьями: химиками и биологами - и убедился, что практически все они согласны с моими соображениями и готовы к конструктивному участию в деятельности высшей школы. Тогда я сел и написал то, что вы сейчас прочли.